Ммм))) не про наших героев, но скину сюда)

Тайкины тайны

Тайкину бабушку за глаза называли ведьмой. А в лицо, конечно, Таисией Семёновной. Здоровались, улыбались, приносили гостинцы, но, выходя за калитку, все равно трижды сплёвывали через левое плечо. Ведь если ведьма беду отводить умеет, значит, и удачу может отвадить.
Тайка сперва обижалась и ябедничала. Мол, ты что, ба, не видишь, как люди плюются и фигу в кармане прячут? Не надо им помогать!
Но та гладила внучку по густым чёрным волосам, будто маленькую (а ведь Тайке зимой уже шестнадцать стукнуло), и качала головой:
— Если не мы, то кто? У нас в Дивнозёрье места заповедные, но опасные. А люди не злые, просто страшно им.
Тайка вздыхала, но не спорила. Она и сама знала: слишком уж близко сошлись в их деревне мир потусторонний и проявленный. В озёрах по ночам плескались мавки-хохотушки; молодой, а потому ещё шальной леший дурачился в лесу (особенно любил превращаться в выпь и пугать дачников); кикиморы воровали из сада спелые яблоки, по ночам расшалившиеся домовые путали детям волосы, а у деда Фёдора каждую весну в подвале откапывался упырь.
К счастью, от любой напасти у бабки Таисьи находились оберег и верное слово.
— Если я перестану помогать, представь, что будет с Дивнозёрьем?
И Тайка, содрогаясь, представляла: ничегошеньки не останется от заповедных мест. Уйдут люди, опустеют дома, сады зарастут крапивой, зелёная ряска затянет гладь озёр, заболотится лес... Потому что жить бок о бок с нечистью — это вам не шутки. Тут правила знать надо!

Ближайший ход в иные земли находился недалеко от Тайкиного дома: прямо за гаражами, у оврага. Взрослые обходили это место стороной (особенно ночью) и запрещали детям играть у гаражей. Но те всё равно играли. Тайка там сама всё детство провела с друзьями.
Со свечой и зеркалом они вызывали фею, чтобы та исполнила три желания (маленькая негодяйка ни разу не явилась, но в кустах постоянно кто-то хихикал); искали следы оборотня (и нашли!); ставили ловушку на коловершу (существо, похожее на помесь совы с кошкой, откупилось от детей леденцами, а Тайке потом влетело от бабки, мол, зачем напугали Пушка, у него и так от нервов перья из хвоста лезут); в сумерках с визгом прятались от бабая — страшного кривобокого старика с суковатой палкой… иногда, впрочем, это был не бабай, а дед Фёдор — тот самый, что приглянулся упырю.
Родители беспокоились зря: нечисть, водившаяся в Дивнозёрье, была не опаснее машин, несущихся по трассе, или незнакомца, предлагающего конфетку. Будешь думать головой, и ничего плохого с тобой не случится, — так считала Тайка. Взрослые же просто забыли, как сами в детстве бегали к оврагу, мечтая хоть одним глазком заглянуть в чудесный край. А ход, между прочим, вёл оттуда, а не туда. Так что никому из живущих в Дивнозёрье увидеть иные земли не удалось.
Кроме Тайкиной бабушки. Она мечтательно улыбалась всякий раз, вспоминая тот случай:
— В твоих годках я как раз была. Тогда-то и начали к нам захаживать дивьи люди. Ох, и переполох поднялся. Говорят, аж до самой столицы слух дошёл. Приезжали и репортёры, и учёные какие-то, и даже эти… которые инопланетян ищут. Потом шумиха улеглась, а дивьи люди остались.

Тайка не раз слышала, как однажды на пустыре у оврага, где ещё не было никаких гаражей, её бабушка повстречала дивьего мальчика.
Ей сложно было представить, как выглядела бабушка в молодости, поэтому Тайка часто воображала себя на её месте: не зря же они тёзки. И все говорили: похожи, как две капли воды.
А увидеть мальчика из дивьего народа Тайка тоже была бы не прочь! Как и послушать ещё раз бабушкин рассказ...

Парнишка едва доставал ей до плеча. Смешной: курносый, веснушчатый, в зелёной курточке и с острыми ушами, торчащими из-под шапки. По виду — Тайкин ровесник, но кто знает этих дивьих? Может, это только на вид ему лет шестнадцать, а на самом деле шесть сотен?
Сжав зубы, он обрывал лозы дикого винограда, обвившие одинокий вяз, и, кажется, чуть не плакал. Ладони были содраны в кровь.
— Ты что, потерялся? — Тайка подошла ближе.
— Нет, конечно! — Парнишка выпустил лозу, шмыгнул носом и одёрнул курточку. — Я ищу вязовое дупло. Ты не видела?
— Не-а, — она осторожно заглянула ему за спину, чтобы убедиться, что у парнишки нет хвоста (мало ли, вдруг бесёнок?); хвоста, к счастью, не было. — Я знаю дуб с дуплом и ещё расколотую сосну у озера.
Мальчишка уселся прямо на землю, скрестив ноги.
— Ох, меня мамка заругает...
— За что? — Тайка присела рядом на корточки.
— Так я ушёл без спросу, и никому не сказал, — он почесал за ухом и вздохнул. — Ход открылся, я и впрыгнул. Кто же знал, что у вас тут даже завалящего вязового дупла нет? Как вы вообще ходите?
— Э-э-э… Ногами.
— Скукота!
— А вот и нет, — надула губы Тайка. — Знаешь, сколько у нас всего интересного?! Можно пойти в лес за орехами. Или искупаться. Или развести костёр и испечь картошку. А Федька нам на гитаре сыграет, если попросим. Про жёлтую подлодку.
Глаза у дивьего мальчика загорелись.
— Ух ты! Но мне ж никто не поверит… если только… А подаришь мне что-нибудь на память?
Тайка достала из кармана медный пятак, дыхнула на него и протёрла рукавом.
— Вот, держи. Счастливый! Я с ним алгебру на пять написала.

Они провели вместе целый день. Купались, загорали, лопали орехи и ягоды, кидали дворовому Шарику палку, жарили на палочках хлеб, смотрели на звёзды и пели песни. Тайке казалось, что она знала этого дивьего мальчика всю жизнь. Вот только имя подзабыла. Он-то ещё на пустыре представился, но из головы вылетело, а переспрашивать было как-то неловко…
— Эй, а пятак твой и впрямь счастливый. — Тихий шёпот разбудил задремавшую Тайку уже на рассвете. — Я нашёл вязовое дупло тут неподалёку!
— Значит, уходишь? — Её голос дрогнул от обиды.
Вот и всё, кончилась сказка.
— Хочешь, пойдём со мной? — Глаза дивьего мальчика вспыхнули изумрудным огнём в предрассветных сумерках.
— Вот просто возьмём и пойдём?
— Ага!
Сердце забилось так быстро, что Тайке пришлось приложить руку к груди.
— А как я потом попаду обратно?
Порыв ветра сбросил к её ногам пару сосновых шишек. Где-то вдалеке прокричала выпь (или опять леший?). А мальчик из дивьего народа пожал плечами:
— Как-нибудь. Или никак. Я пока и сам не знаю, смогу ли вернуться из вашего чудесного края.
— Погоди! — Тайка вытаращилась на него. — Что значит, «нашего»? Это ты живёшь в чудесном краю, а наша деревня обычная.
Мальчик рассмеялся:
— У нас говорят наоборот. Думаешь, почему наши так к вам и лезут? За чудесами! Другие звёзды над головой. Незнакомые песни. Картошка опять же. И эти... страшные рогатые животные, которые дают молоко.
— Ты любишь молоко?
— Очень, — он крепко сжал в ладони медный пятак и поклонился. — Благодарю, что показала мне настоящее волшебство.
Сперва Тайка думала, что мальчик шутит, но взгляд нечеловеческих глаз был серьёзным.
И она решилась:
— Ладно, я иду с тобой. Показывай, где тут дупло?
А что такого? Ей тоже хотелось настоящего волшебства.
Жаль вот только, этим мечтам не суждено было сбыться…

Дупло оказалось узким. Мальчик из дивьего народа с трудом протиснулся и пропал в темноте. А когда Тайка сунулась следом…
Это только говорят, мол, голова пройдёт — и всё остальное тоже пролезет. Твёрдая кора до крови царапала плечи, но дальше не пускала. Перед глазами колыхался густой туман.
— Ничего не получается! — крикнула Тайка в пустоту.
Ей показалось, что кто-то ответил, но голос был таким далёким, что слов не разберёшь.
Зато туман немного рассеялся.
Сквозь распахнутые настежь резные врата Тайка разглядела дорогу, вымощенную перламутровыми камешками, и белоснежные стволы деревьев с хрустальными листьями, в которых сверкали лучи солнца. На ветвях среди золотых яблок пели незнакомые птицы, листва мелодично звенела от лёгкого ветерка, в воздухе сладко пахло сказочными цветами. Вдалеке на холме виднелся белокаменный дворец с зеркальной черепицей, на башенках развевались алые флаги...
Порыв ветра ударил в грудь. Миг — и всё померкло.
Очнулась Тайка на земле под вязом, сжимая в руке душистое золотое яблоко. Красивое: ни бочка, ни червоточины.
За прошедшие годы оно не сгнило, не высохло и до сих пор хранилось у Таисии Семёновны в серванте. Твёрдое: зубы обломаешь. Зато пахло совсем как настоящее.

— И вы никогда больше не виделись?
— Виделись, внученька. Во снах.
— Ну-у, это не считается... — разочарованно протянула Тайка-младшая, качаясь на табурете.
Бабушка рассмеялась звонко-звонко, совсем как молодая.
— Ещё как считается! Это ведь он научил меня всему, за что ведьмой прозвали. Как защититься от злых чар, как уважить добрую нечисть и отвадить злую, какие травы от хвори помогают, как зазвать в гости дождь... А я рассказывала ему про наши обычаи. Поэтому в Дивнозёрье люди с дивьим народом могут бок о бок жить. Мы их уважаем, а они — нас.
— Вот это да! — Тайка придвинулась ближе вместе с табуретом; глаза её сияли. — А почему он сам больше не приходит? Другие-то вон каждый день шастают.
— Нельзя ему, — бабушка вздохнула. — Он теперь царь дивьего народа, привязан к своей земле крепко-накрепко. Такова его доля...
— А меня научишь колдовству?
Тайка никогда не просила об этом, и теперь затаила дух, ожидая ответа. Ей с детства хотелось быть ведьмой, как бабушка. Конечно, она не раз помогала собирать и толочь травы, ходила разбрасывать соль у околицы, оставляла дары духам лесным и водным, каждый год зазывала песнями весенние ветра, а однажды даже помогла домовому Никифору, застрявшему в погребе между двумя кадушками. Но это всё не то...
— Какому колдовству? Ты всё уже знаешь. А чего не знаешь, то сердце подскажет: в тебе ведь тоже дивья кровь, — бабушка шаркающими шагами подошла к серванту и достала золотое яблоко. — А мне пора... Это они сюда запросто ходить могут, а чтобы мы к ним — раз в полвека дверца открывается. Если не сегодня, то никогда.
Тайка вскочила, уронив табурет, бросилась к бабушке, обняла её крепко-крепко.
— Ты что удумала, ба? Не пущу! Мамке с папкой до меня дела нет, теперь ещё и ты бросаешь?
— Дед Фёдор за тобой присмотрит. И Пушок.
Невесть откуда взявшийся коловерша спланировал Тайке на плечо, крепко вцепился в ткань платья совиными лапами и курлыкнул.
— А как же Дивнозёрье? Тут без тебя такое начнётся!
— Оно твоё, — бабушка с хрустом надкусила золотое яблоко. — Теперь ты ведьма, как и хотела. Храни и защищай.
Тайка сглотнула и заревела в голос, размазывая по лицу слёзы. Казалось бы, радоваться надо: сбылась заветная мечта, — но на душе было горько.
А коловерша щекотал усами её щёку, и от этого клонило в сон...

Наутро Тайка проснулась от топота и вздохов домового. Похоже, тот намекал, что в мисочке закончилось молоко.
— Ба! Никифор кушать хочет!
Никто не отозвался.
Тайка спустила ноги на пол и поёжилась от утреннего холода. И тут её взгляд упал на старый медный пятак, лежащий на прикроватной тумбочке…
Монета оказалась неожиданно тёплой. И с дырочкой — будто бы её носили на шнурке.
— Ба?! — позвала она уже настойчивее.
Опять тишина. Может, в курятник пошла?

Бабушки не оказалось нигде. Хуже всего, что свои же, деревенские, вообще о ней не помнили. Будто и не было никакой Таисии Семёновны...
Когда пришёл дед Фёдор, Тайка третий час мыла уже чистую посуду и ревела.
— Ты эта… расспросы прекращай, — старик отставил в сторону свою палочку и шагнул в сени. — Только нам с тобой о Таисье помнить дозволено. Видать, такова была её воля. Я и пацана этого остроухого помню. Как картошку вместе лопали да под гитару пели…
Тайка шмыгнула носом:
— Деда, но мне шестнадцать всего. А я теперь вроде как за всё тут в ответе. Что будем делать, если мамка меня в город заберёт?
— Не боись, не заберёт, — старик потрепал её по макушке. — Дивнозёрье тебя не отпустит, так и знай.
Он, кряхтя, опустился на завалинку и достал трубку.
— Приходила ко мне бабка-то твоя, — признался он. — Попрощаться. Счастливая, глаза горят... Ещё вчера под семьдесят ей было, а тут гляжу — снова девица. Будто молодильное яблочко слопала: похорошела, расцвела. Всю жизнь ведь прождала своего дивьего кавалера. И, вишь, дождалась. А мы дураки были. Смеялись над ней. Дразнили дивьей невестой. Ведьмой-то её уже после прозвали...
— Теперь и меня будут дразнить... — Тайка поёжилась. — Ну и пусть! Переживу.
— А не проклянёшь обидчиков? — дед Фёдор усмехнулся в усы, выдыхая дым.
Тайка замотала головой:
— Не-а. Люди же не со зла. Просто страшно им… Деда, а у тебя верёвочки тоненькой не найдётся?
— У меня в хозяйстве всё найдётся, — старик покопался в кармане и достал тонкий шнурок. — Держи вот.
Прищурившись, он одобрительно крякнул, когда Тайка повесила на шею пятак — бабкино наследство.
— Вижу, в хороших руках Семёновна Дивнозёрье оставила, — не выпуская из зубов трубки, старик потянулся за палкой. — Ну, бывай. Ежели чего, зови, подсоблю, чем сумею. И эта… про упыря не забудь. Ух, и достал, гад!
Тайка проводила деда до калитки. Тот, выйдя, огляделся и, думая, что его никто не видит, трижды сплюнул через левое плечо.
Впору было снова разреветься от обиды (вот уж от кого не ожидала!), но тут из-под крыльца вылез домовой Никифор в праздничной косоворотке. Он отряхнул колени, поправил картуз, подбоченился и густым басом пророкотал:
— Не кручинься, хозяюшка. Идём-ка лучше к столу. Я тебя с нашими познакомлю. Нынче все пришли, все.

"В каждой детской сказке живет еще одна, которую в полной мере может понять лишь взрослый."