Случилось так, что ночью темной
брели монахи по тропе
без провианта, налегке,
промокшие
до нити тонкой,
но с верой светлою своей,
с одной на всех святой иконкой…
Потерянной в стогу иголкой
таились мысли о добре
людском…
хотя бы о ночлеге
и вот стоит пред ними дом,
к воротам подошли гуртом,
на стук хозяин вышел с плетью…
Мудрейший сединой монах
заговорил:
- Хозяин строгий,
впусти избранников дороги,
готовы до утра в сенях
мы с братьями, от непогоды
ютиться, коль укажешь ты,
подай нам…
света, теплоты,
а мы молиться будем Богу
за милосердие твоё,
семье здоровья пожелаем,
лишь только солнце диском станет,
своей дорогою уйдем.
Небрежный взгляд скользнул по лицам,
надежды внемлющей к нему
и молвил бранно в темноту:
- Негоже всяких проходимцев
пускать в добротный чистый дом,
идите в хлев, там и ложитесь
да не забудьте помолиться,
мне говорили вы о том…
Не жаль для вас воды и хлеба:
держите булку и ведро,
сегодня полон я добром,
но срок вам только
до рассвета…
Ушел и дверь в дом затворил,
а пилигримы в хлев понуро,
шаги деля молчаньем хмурым,
за седовласым побрели…
Там, разделив одну хлебину,
земли утоптанной черствей,
молились о добре людей
в тепле дыхания скотины.
Собрали утром впопыхах
все деньги, что у них имелись
и положили на ступени…
Так им велел седой монах…
Дорогой многие роптали,
но душу быстро лечит путь,
и, потревожившись чуть-чуть,
сердца смирение снискали…
Приятен день и весел свет,
живое тянется к живому
и мысли тянутся к святому,
когда угрозы мыслям нет…
Но снова ночь и непогода
для испытания добра…
Вблизи…
лишь нищая изба,
защитой от небесных сводов…
Хозяин в дом позвал без слов,
услышав стук негромкий скоро,
там женский лик, страданья полон
баюкал деток семь голов…
Гостям на лавки постелили
звериных шкур…
и крепкий чай
по чашам…
Свежий каравай
последний…
дружно разделили
и каши теплый чугунок
на стол поставили из печки,
беседой сдобрили сердечной
промозглый длинный вечерок…
Ко сну ушли все…
без опаски,
со светлой верой в добрый день,
лишь нищеты пустая тень
с глухим сверчком точила лясы…
Когда ж забрезжился рассвет,
седой монах поднял собратьев,
велел им тихо без объятий
покинуть дом, что их согрел…
Немым ужасным удивленьем
предстал огонь в его руках,
который бросил он в сердцах
на крышу дома…
и степенно
стал удаляться…
взмах руки…
сдержать рыдания не в силах
и путая слова в молитвах,
за ним подались ходоки.
Поднявшись тропкой быстрой к лесу,
мудрейший бросил колкий взор
на приютивший их костер
и дыма едкую завесу,
попытки тщетные спасти
хозяев нищие пожитки,
на смесь проклятия и крика
бессильной женщины,
плевки…
И, улыбнувшись незаметно,
без слов шагнул в дальнейший путь,
но спутники, терзая суть
деянья…
осерчали крепко
и окружили, не ступить…
боль обвинений, злобу чувства,
греха стяжание…
искусно
стремились гневом искупить…
Монах смиренно сел на камень,
затихли спорящие вмиг…
и молвил слово к ним старик:
- Кому урок добра понятен?..
- Какое может быть добро,
коль мы приют добра спалили,
а злу с лихвою заплатили…
- В дороге с вами уж давно,
я наблюдаю лишь химеры
в сужденьях о добре и зле…
Вы все погрязли в правоте,
ослепшие в наивной вере…
Я расскажу вам в двух словах
зачем мы все скупцу отдали:
ему тех денег не хватало,
чтоб сделать ставку на бегах…
А в той игре он разорится,
заложит дом, заложит скот,
монахов прибыльный уход…
ему еще не раз приснится.
Теперь для вас урок другой:
средь углей нищего сарая
найдет хозяин погреб тайный,
а в нем подарок дорогой…
Построит знатный светлый терем
и будет… первым богачом,
в любви женою увлечён,
отцом примерным станет детям.
(Автор неизвестен)
